Имя ее было …

 

Часть первая

 

Предисловие

 

Как она жила до этого дня?

До сегодняшнего, уже наступившего дня?

Сложно жила. Интересно. Жила именно той жизнью, которая привела ее в сегодняшний чудесный день.

Теперь она это понимала. И смело оглядывалась назад. Только все те сложности, все трудности и казавшиеся непреодолимыми, препятствия, указали ей дорогу сюда. В этот мир.

Теперь она понимала всю глубину своих прошлых метаний.

О, как же она страдала тогда.

Думала, что оставлена всеми. Покинута Богом!

– О! Как же я несчастна – обреченно вздыхала она, не осмеливаясь поверить в собственные силы. В свои безграничные возможности, дарованные ей при рождении. Слепо считала она себя лишь безвольной и слабой. Но на самом деле всегда оставалась сильной и цельной натурой.

Но как же ей было поверить в это тогда?

Тогда, когда всё кругом кричало ей об обратном. Заслоняя тем самым путь туда, где она пребывает сейчас.

Как многое возможное мы считаем порой невозможным.

Считаем не возможным, сделать первый шаг. Сказать какие то важные слова, изменить что-либо. И по средствам этого, измениться самим.

И она не была исключением из правил. Так, всегда она считала «Ничего не возможно изменить!»

Конечно же, она не была такой как все. Иначе не случилось бы всей этой истории. Но в самом начале своего пути, видела она только уязвимые до боли свои стороны и изъяны. А не свою индивидуальность и особенности, как было на самом деле.

Она верила в то, что все: ее облик, такое отношение к ней сверстников и окружающих людей…все это ею заслужено. И, по сему голова ее должна быть всегда смиренно опущена.

- Ну, почему я не такая как они? – плакала она, уткнувшись в подушку. - Толстая девочка подросток?

- Зачем Господь дал мне это тело? Зачем?- в сердцах спрашивала она небеса. Даже смерть казалась ей тогда легким избавлением от этой боли. Боли душевной.

Глотая горькие слезы, безмолвно кричала она миру.

- Это не справедливо!

Ведь в ее таком странном и чуждом теле, жила королева. Она не то чтобы знала это. Она это чувствовала. Ее изящная королевская душа, боязливо пряталась в этой оболочке. Долгие годы, прекрасная душа эта питалась в нелепой и чужой утробе, постоянными девичьими страхами, сомнениями и горькими обидами.

-Как же мне жить в этом не справедливом мире? - спрашивала она Бога, не надеясь на ответ. В этом мире, куда каждый ее сверстник пришел с одной только целью – казнить ее ежечасно, ежеминутно. Укорять ее в том, что она не такая как они. В том, что она иная. Ее палачи были повсюду. Их грязные и пошлые слова, насмешливые надменные взгляды, ужасные обидные прозвища- все это было ее миром. Ее реальностью, в то далекое время. Затравленным зверьком, пряталась она в темных подъездах, только бы избежать этой грязи, хотя бы на время. С колотившимся от страха сердцем, бродила она в окрестностях своего дома. Делая несмелые шаги, не послушными ватными ногами, так как видела - у подъезда ее уже ждали.

Ждал соседский мальчишка Емеля. Ее безменный и верный палач, ее тиран. Ждал со своими друзьями мальчишками. И у них имелись те самые слова, которые жестко-хлесткой плеткой так привычно пройдутся по дрожавшему от постыдного страха, девичьему телу. Те самые, которые точно в цель. Точнее больно в цель….

Но вот она замечала, что путь свободен. Оглушаемая ударами собственного сердца, на невообразимой скорости неслась она к дому, чтобы скрыться в своем подъезде. В эту минуту она мечтала только об одном. Захлопнуть дверь квартиры за спиной и оказаться в безопасности. Хотя бы до завтрашнего утра.

Но палач видел как она окутанная клубами собственного страха, бродила кругами возле дома, не решаясь войти. Дав ей поверить в то, что путь свободен, сам поджидает внутри. Там он настигает ее. Она почти сходит с ума от этого страха. От этих страшных и грязных слов безжалостного черноглазого подростка.

«За, что?» слезы застилают глаза. Королева беснуется внутри!

Да кто он такой? Этот худощавый мальчишка! Он пришел в этот мир, чтобы извести ее? Уничтожить за то, что она виновата перед другими? Виновата перед ним своим обличием? Своим телосложением? Ведь это не правильно? Так не должно быть!

Емеля вызывающе смеется ей в лицо. Этот надменный колючий взгляд она помнит. Емеля прекрасно осознает, до какой степени она сейчас его боится. Как боялась его вчера, и как будет бояться его завтра. Она, раскрасневшаяся от страха и обиды, молит его о том, чтобы он пропустил ее на свой этаж.

Ей стыдно за то, что она такая! Ей стыдно за то, что ей так страшно сейчас. Ей стыдно и больно за те мысли, которые позже обязательно придут к ней. После того, когда этот малолетний дьявол великодушно отпустит домой, зализывать свои раны. Они всегда одни и те же эти мысли. Мысли о том, как бы она хотела оказаться с этим мальчишкой, где ни будь наедине.

В опустевшем вдруг городе или на необитаемом острове. Там где вдруг по стечению, каких то обстоятельств жизнь этого мальчишки, будет зависеть только от нее.

И мысль о том, что она тогда все равно бы спасла его и простила, не зависимо ни от чего, пугала ее также сильно, как и сам вид этого дьяволенка у дверей ее подъезда. Ведь логичнее, наверное, было бы ему тогда отомстить? И этим поступком проявить силу своей натуры. Но, оставаясь в своих грезах и снах, с ним наедине, она всегда спасала его.

И осознавая это, обречено считала она, что этот мальчишка одержал победу и над ее душой. Подчинив ее себе даже в мыслях. Так как в силу своей слабости, она всегда грезила не о мести, а только лишь о его прощении.

Так думала она тогда….. Бедная моя девочка!

Не ведала она, что это ее королевская и великодушная душа уже начинала заявлять о себе в то время.

Не могла она еще понять того, что безграничная сила и отвага живут в ее смелом сердце. Все это она знает сейчас.

А, тогда рыдая, бежала она вверх по ступенях, чтобы поскорей спрятаться. Забиться в свою норку, затаиться и переждать. Дожить до следующего дня. Дня, где все повторится сначала. Но это будет завтра, а завтра еще так далеко.

О, как бы она хотела остаться в своих снах! Там где она, расправив крылья, жила полноценной другой жизнью. Любила не боясь. Творила не опасаясь. Коснувшись в этом страшном мире своей подушки и сомкнув заплаканные глаза, уносилась она стремительным вихрем в волшебный мир грез. Туда где прекрасные дальние просторы манили ее, а бескрайние синие моря ее звали и ждали. Там привычно раскинув в стороны руки, она парила над волшебными лесами и цветущими полями, где каждый цветок и каждая травинка были рады ее появлению. Где каждый листок дышал с ней там в унисон.

Шло время. Она подрастала. К иллюзорному миру сновидений и фантазий, присоединился загадочный книжный мир. Достойные красавцы мушкетеры дрались из нее на дуэли. Прекрасная рыжеволосая Анжелика была ее прототипом. Индийские фильмы, постоянные спутники девушек ее времени, рвали трепетную душу на части. Какая же там у них любовь! Какая музыка… Танцы…

И справедливость. Справедливость, настигающая верным бумерангом проклятое зло и торжествующая в финале.

Она об этом и мечтать боялась. Твердо вбила она в свою симпатичную головку, что не достойна таких чувств. Что в реальной жизни их попросту нет, и все глубже, погружалась в свой придуманный мир иллюзий. Туда где ее любили. Где верили в нее. Где ее ждали…

И неизвестно чем бы все это могло закончиться, если бы не одно утро. Утро, когда она открыла глаза и поняла, что что-то изменилось. Точнее изменилось все.

Все, что изложено далее, это уже ее рассказ.

 

ПРОБУЖДЕНИЕ

 

«Я открыла глаза и поняла, что все вокруг изменилось.

Я лежала на разобранном старом диване, в маленькой и темной комнате, укрытая самодельным лоскутным одеялом невообразимо пестрой окраски. Стены комнаты, где я и только, что проснулась, были оклеены дешевыми обоями грязно розового цвета. Единственное окно плотно задернуто тяжелыми мрачно-коричневыми шторами. Слабая полоска солнечного света пробивалась на стыке занавесей, из чего я сделала вывод - за окном наступило утро. Напротив дивана находилась дверь на половину разделенная толстым рельефным стеклом. Я готова была уверена, что проснулась в своем доме. Но все кругом; обстановка, обои на стенах и даже воздух который витал в комнате, говорили об обратном. Где я?

Я осмотрелась. У соседней стены стоял допотопный полированный журнальный столик на высоких ножках. Рядом с ним находилось просиженное старое кресло с ярко-красной обивкой. Спинку кресла украшала ажурная салфетка. Самосвязанная и до серости застиранная. Я снова закрыла глаза. Может это сон?

Открыв глаза, я снова увидела все те же розовые стены. За дверью раздавались шаги, и постоянно мелькала чья-то тень. Тень то появлялась, то исчезала за рельефным стеклом. За стеной, где должна была находиться кухня, слышался звон посуды и чьи-то голоса.

Я прислушалась. С кухни доносились мужской чужой голос и чей-то женский. Голоса эти были мне не знакомы.

«Кто это там?» подумала я. Словно услышав мой вопрос, мелькающая за дверью тень возникла за стеклом и замерла. Дверь открылась.

На пороге стояла пожилая женщина не высокого роста.

Ее жидкие сальные волосы, были окрашены в черный цвет и собраны в маленький пучок на затылке. Кожа на лице женщины блестела, а злые маленькие глазки жирно подведены контурным карандашом. У нее были короткие полненькие ручки и такие же ножки. Вообще весь образ незнакомки (а женщина была мне незнакома), сразу напомнил мне маму муммитроля из одноименного мультфильма. На женщине было ситцевое платье зеленого цвета с огромным и нелепым бантом на груди.

- Что это за чудо? - подумала я, а женщина тем временем громко сказала:

-Вставать пора!

Пребывая все еще в состоянии недоумения, я промолчала.

Женщина с бантом, бесцеремонно вошла в комнату, отчего дверь широко распахнулась и ударилась о стену. Стекло в двери зазвенело, но выдержало удар. Муммитрольная мама, нащупала на стене выключатель. Свет яркой лампочки одиноко свисающей с потолка на толстенном черном проводе, осветил всю комнату.

-Да, кто эта странная тетка?- подумала я и села.

Тетка тем временем подошла к шкафу. Шкаф был массивный, с заляпанной множеством отпечатков пальцев, полировкой. И у него были разные двери. Одна дверь была светлого орехового цвета, другая же темно коричневого. Тетка стала что-то ожесточенно что-то искать, в шкафу, ворча при этом:

- Все дрыхнет! Только бы валялась целый день. Старики чуть свет на ногах, а она все лежит!

Я хотела, было что-то возразить этой наглой, в безвкусно чудовищном платье, тетке, но к своему удивлению вдруг смиренно произнесла:

-Я уже встаю

-Вот, вот! - ворчала муммитрольная мама и, достав, нечто напоминающее кухонное полотенце из шкафа, громко хлопнув дверью, покинула комнату.

Я окончательно проснулась.

-Что это было?- подумала я.

-Кто эта женщина в зеленом? И почему моя комната так странно выглядит?

Я поднялась с кровати и подошла к шкафу. Открыла его тяжелую дверцу. Когда тетка рылась в нем, я увидела, что там было зеркало.

Да это было зеркало. И в нем сейчас отражалась я.

Это были мои серые глаза с желтоватой каемкой у зрачка. Мои темные коротко остриженные волосы. На мне был бирюзовый халат из плотной ткани с ажурным воротником. Это была, конечно, я, но что-то в моем образе меня удивило. Насторожило. Поразило. Провела рукой по щеке. Взгляд какой-то потухший. Кожа слишком бледная и сухая. Уголки губ опущены вниз. Да и где вообще моя полнота? Я подняла ногу и посмотрела на нее сверху… Довольно стройная и приятная нога. Я потрогала свои бока. О, это была талия!

-Ух, ты!

У меня дух захватило.

Я выключила свет, вышла из комнаты и очутилась в коридоре. Это была моя квартира, но я с трудом узнавала ее. Неужели я проспала так много лет, что чужие люди теперь живут в моем доме? И, что я сама делаю здесь вместе с ними? Просто бред какой-то.

Я огляделась по сторонам. Обои со стен коридора бесследно исчезли, и стены теперь были выкрашены в зеленый цвет, довольно блеклый и какой-то больничный. Напротив двери комнаты, откуда я только что вышла, висело огромное зеркало в темно коричневой, почти черной деревянной рамке. Под зеркалом размещалась длинная узкая тумба для обуви. На этой тумбе стоял старый телефонный аппарат с круглым циферблатом. Перед входной дверью, обитой деревянными рейками, и покрытых морилкой, на полу лежал круглый половик. У тумбы стояло несколько пар самой разнообразной обуви, из чего я сделала вывод, что в доме довольно многолюдно.

С кухни доносились голоса, и я двинулась туда. Кухня была маленькая. В углу стоял Г-образный диван, обитый желтым дерматином. На этом диване сидели двое. Один из них, был пожилой мужчина с блестящей лысой головой и с седыми островками волос на висках. На нем была старая голубая майка с глубоким вырезом, из которого выглядывала волосатая седая грудь. Наверное, в молодости, этот старик нравился женщинам. Было нечто бесовское в его внешности. Но сейчас на его лице четко запечатлелась стариковская маска вечного недовольства и озлобленности на весь окружающий мир. Рядом с ним сидела старая, с большой головой от пышных седых кудрей, женщина. Ее волосы цвета белого серебра, были жесткими словно проволока. Мне даже показалось, что я вижу каждый волосок на ее голове и вижу, как каждый из них, торчит в свою сторону. Над верхней губой женщины колосились черные, местами с проседью густые усы. Усатая старуха была одета в кримпленовое платье веселенькой расцветки. Голубые васильки, кучно рассыпанные на желтом фоне. Белоснежный, почти королевский по своим размерам воротник платья, шикарно возлежал на ее плечах. У окна, стоя у плиты, хлопотала тетка с зеленым бантом на груди, заботливо, что-то помешивая в глубокой сковороде.

Я подумала «Что за странная троица?», но снова смиренно проговорила:

- Всем доброе утро!

Из всей незнакомой троицы ответила мне лишь усатая старуха, которая громко усмехнулась и так же громко сказала:

-Утро? День уже давно.

Я села на табурет у стола и с интересом стала наблюдать за происходящим. Старик в майке и усатая старуха пили чай из больших белых кружек. Перед ними на столе стояла глубокая большая тарелка, в которой плавали порезанные колечками соленые огурцы, обильно политые подсолнечным маслом. Вид у огурцов был плачевный. Я даже подумала, что огурцы, плавают в этом масле уже не один день, а может даже и не один месяц. Зеленая тетка водрузила рядом с тарелкой погибших огурцов, сковороду переставив ее с печки на подставку для горячего. Какой-то грязной тряпкой она сняла с этой сковороды крышку, помятую с одной стороны и взору всей странной троицы и меня естественно, предстала бурлящая, исходящая паром горячая масса, заполнившая сковороду до самых краев. У старика и кудрявой усатой старухи заблестели глаза, и они как по команде вооружились алюминиевыми ложками.

«Какое странное утреннее чаепитие? Мое имя случайно не Алиса?» подумала я, разглядывая странную бурлящую массу. Это была пшенная каша, вперемешку с какими то прозрачными желтоватыми кусочками. Как ни старалась я, не могла понять, что это за кусочки. Ананас, что ли? Тем временем, муммитрольная мама положила передо мной чистую ложку и небрежно бросила:

-Давай ешь. Объеденье!

Я взяла предложенную ложку, но все-таки мешкала, сомневалась, что желтоватая масса имеет, что-то общее с таким понятием как - объеденье. Старик и усатая тетка с нескрываемым аппетитом, запустили свои ложки в самую гущу горячей каши. Тетка с бантом пододвинула еще один табурет к столу и присоединилась к остальным. Какое-то время трапеза протекала молча. Стол практически ломился от яств. Тут была и вазочка с густым яблочным вареньем, и маленькая оранжевая пиала до верху наполненная очищенными зубчиками чеснока, и кусками колотый сахар в грязной сахарнице. Троица ела с завидным аппетитом. Каша постепенно исчезала со сковороды, тут же заедаемая завядшими огурцами и чесноком. Я решилась, набрала в свою ложку немного каши, поднесла ее ко рту и посмотрела на старика, который, усиленно жуя, уже подносил к своим губам новую порцию каши.

«Я только попробую» решила я и стала тщательно пережевывать содержимое своей ложки. Прозрачными кусочками оказался обыкновенный тушеный кабачок. Объеденьем, конечно, не назвать, но есть можно. Тем самым, зеленая тетка налила себе горячего чаю и сыто произнесла:

-Что-то его сегодня долго нет…

Я, прожевав свою порцию желтого угощения, вдруг, для себя неожиданно, спросила:

-Кого?

Маленькие злые муммитрольные глазки не добро сверкнули в ответ.

-Мужа твоего. Он ищет, а ты только спишь. Ты же у нас - королева!

Я удивленно вскинула брови. Мужа? Королева? Под обнаженной то лампочкой и лоскутным одеялом?

Но язык мой не слушался меня. Почему я не могу сказать, то, что действительно хочу сказать этим незнакомым людям?

Старик вытер жирные губы подолом своей майки и заворчал, не глядя на меня.

-Да, что с ней разговаривать? Она совсем уже обнаглела. Трутень она. Только спит и жрет от пуза. Такого мужика себе отхватила и ничего не ценит!

Я в недоумении уставилась на старика, но он и вовсе не смотрел в мою сторону. Его морщинистое лицо, буквально лучилось от испытываемой неприязни. Он даже не мог позволить себе смотреть не меня. Так я была ему не приятна!

Я это почувствовала всей своей подноготной. Как и то, что эти две старые и незнакомые мне женщины, дружеских чувств ко мне тоже не испытывают. Тем временем старик продолжал, уже обращаясь к тетке в зеленом:

-Люси! Я давно говорю, что ей не место в этом доме. Пусть уходит к своим!

Люси обречено покачала грязной головой:

- Как бы то не было, она жена моего сына. Только он может решить-, и она вновь обреченно покачала своей головой

-Только он!

Вся беседа протекала так, как будто меня здесь вовсе не было. Мне захотелось крикнуть всем этим людям:

-Да заткнитесь вы! Я даже не знаю вас!

Но предательские губы вдруг вновь произнесли:

-Прошу вас! Прекратим все ссоры. Ведь нам надо держаться всем вместе.

Произнеся эти слова, я почувствовала, как щеки мои пылают, словно пионерский костер. Все мое существо как бы разделилось в ту минуту на две части. Одна часть, жила в этом странном мире, с этими такими же странными и незнакомыми мне людьми, а другая вдруг восстала и не желала больше мириться с этой не понятной действительностью.

Буря и натиск! Вспомнила я фразу из какой-то книжки по психологии. Так психологи называют переходный возраст у подростков. Видимо пришла пора, и мне перейти. Перейти к чему-то важному.

Усатая старуха вновь усмехнулась и все так же громко сказала:

-Хватит ссориться! Нас и так мало осталось. Кьёрг скоро всех приберет к рукам. А мы ведь так ничего и не узнали!

Старик пробурчал себе под нос еще несколько фраз, о том, сколько я принесла в их дом несчастья и горя, как же несправедлив этот мир и, откинувшись на спинку дивана, задремал. Я положила ложку на стол, тихо поблагодарила Люси за завтрак и вышла из кухни.

Кто же мой муж, с которым мне так повезло? - думала я, но как ни старалась ничего не могла вспомнить.

Какой он? Может, статный и видный? Пришла вдруг мысль…

Я напряглась, как только смогла, но не смогла найти ни малейшей подсказки в своей голове. Какие то вспышки, через, чур, хаотично, чтобы что-то запомнить, пронеслись быстро и стремительно, как при мгновенной перемотке кассеты, но тут же угасли.

Что происходит? Что?

Я вновь вернулась в комнату, где этим утром проснулась.

Там я подошла к окну и раздвинула тяжелые шторы. Яркий солнечный свет ослепил меня на мгновенье, и я зажмурилась. Как же все это странно и нелепо! - подумала я и вновь открыла глаза. На улице было лето. Мне вдруг захотелось вдохнуть свежего воздуха, и я попыталась открыть окно. Шпингалет не поддавался. Мало того он был еще и укреплен огромным и ржавым от времени гвоздем. Гвоздь этот был вбит рядом, и загнут так, чтобы фиксировать шпингалет. Но я сдаваться не собиралась. Мне стало вдруг, не выносимо душно, и я вновь рванула оконную раму на себя с еще большей силой. Рама немного поддалась на мой рывок, гвоздь чуть отошел, но окно все равно оставалось закрыто.

Я осмотрела комнату, ища, какой ни будь инструмент, что бы справиться с этим проклятым гвоздем и журнальном столе я увидела молоток. Как я его раньше не заметила? Молотком я тут же отогнула уже не много отошедший от шпингалета гвоздь и, рванула, что есть сил ручку окна. Оно, с характерным скрипом ссохшейся от времени краски, отворилось, и теплый свежий воздух сплошным потоком ворвался в душную комнату.

Картина за окном также существенно видоизменилась и я, облокотившись о подоконник, стала внимательно осматривать все вокруг.

Наверное, я все же Алиса, а это страна чудес!

По ясному голубому небу, медленно плыли белые воздушные облака. Яркое солнце, палящими лучами, щедро обнимало близлежащие окрестности. В свете его лучей крыши соседних домов сверкали накаленным металлом. Аккуратные деревянные лавочки у каждого подъезда, казалось, были выкрашены только сегодня утром яркой и свежей краской. Вот одна лавка на половину выкрашена в цвет спелой голубики. Другая же ее половина была лимонно желтой. Дальше шла розовая, все с тем же ядовито желтым на половину. Еще дальше бирюзовая, ярко зеленая, красная. Они все были такими яркими, что мне с высоты пятого этажа, казались и вовсе какими-то не естественными и даже игрушечными. Под окнами пышными и богатыми кустами цвела пахучая сирень, и ее дурманящий аромат не много закружил голову.

Безусловно, это было то место где я жила. И расположение соседних домов было верным тому подтверждением. Правда, выглядели они не много иначе. Я бы даже сказала как-то слишком по-новому. Как на картинке детской книжки.

Не смотря на чудную летную погоду, пьянящую растительность под окном и ухоженный фасад соседних строений, что-то, несомненно, настораживало в этом великолепно картинном пейзаже. Но что? Я огляделась по сторонам, посмотрела вдаль, на сколько мне позволяло мое зрение, и поняла, что именно.

Нигде не было людей. Птицы не пели. Не лаяли собаки. Чистые улицы, новенькие скамейки и дороги были абсолютно пусты и безжизненны. Не слышен был шум машин и автобусов. Не играли в песочнице дети. Мне вдруг стало как-то жутковато, и не смотря на палящее солнце, по спине пробежал, не приятный холодок.

Снова возникли все вопросы, о том, где я, кто я и что вообще происходит? С новой силой вопросы эти стали бороздить кулуары моей спящей памяти. Я зажмурилась и попыталась вновь сосредоточиться.

И вдруг из непроглядной тьмы, возникли женские, чуть раскосые глаза, но тут же исчезли. И как ни старалась я, больше ничего не смогла вспомнить. Лишь сплошной мрак. Я была уверена, что знаю эти глаза и, что они не принадлежат никому из тех людей, с кем я сегодня участвовала в таком странном огуречном чаепитии.

Я вновь открыла глаза и увидела далеко в небе маленькую, едва заметную черную точку. Пару минут назад ее там не было. Точка заметно стала увеличиваться в размерах, и я поняла, что ко мне что-то летит. Да, это птица! - обрадовалась я. Значит, жизнь здесь все-таки существует. Ура!

Я довольно улыбнулась, глядя как, точка-птица растет в голубом небе. Большая птица, - только успела подумать я, как в комнату с диким криком влетела Люси с побелевшим от страха лицом.

Дура! – закричала она во все горло, а ее маленькие глазки были полны такого неописуемого ужаса, что я не вольно отпрыгнула от окна и, запнувшись, повалилась на стоявший рядом диван. Люси с силой захлопнула створки окна и дрожащими от волнения руками задвинула шпингалеты сверху и снизу. И как только она это сделала, то, что показалось мне пару минут назад птицей, возникло за окном. Растрепавшаяся Люси и я замерли от страха, глядя на то, что только, что не ворвалось в комнату. Это был огромный, размером с большую овчарку, черный как смоль, зверь. Его мощные крылья иссиня черные, слегка тронутые проседью, своим размахом закрыли весь обзор за окном. Крылья то, сходясь за волосатой спиной чудовища, то, широко расправляясь во весь свой размах, без труда поддерживали его парящим в воздухе. У зверя были желтые как у змеи глаза, разделенные вертикальными черными зрачками. Мощная волосатая грудь и четыре не пропорционально длинные и худые лапы с острыми когтями. От горячего звериного дыхания запотело стекло, и из пасти торчали страшные и огромные клыки. Зверь смотрел на меня. И я, зачарованная, тоже не могла отвести от него глаз. Вдруг я подумала, что если он ударит лапой стекло, то оно разобьется и ни какие шпингалеты, а уж тем паче ржавые гвозди не спасут нас от его когтей и клыков. Но зверь этого не делал. Несколько секунд длилась немая сцена. Мы с Люси в комнате, онемевшие от ужаса и страшный черный зверь с широченными крыльями за нашим окном. Ужасающая, давящая на уши, тишина и лишь леденящий душу, звук хлопанья могучих крыльев за стеклом. Пара секунд, и страшный зверь улетел, так же стремительно вновь превратившись в черную точку, исчезнувшую вскоре где-то далеко за горизонтом. Небо снова стало прекрасным и голубым, будто и не было ничего. Люси с остекленевшим взглядом медленно, словно во сне опустилась рядом на диван и совсем уже тихо повторила -Дура.

Мое сердце бешено колотилось от только, что увиденной картины, и я ничего не ответила. Но тут в дверях, опираясь на палку, появился лысый старик и, переходя на визг, закричал:

-Люси! Я предупреждал. Она нас всех сейчас чуть не погубила!

За стариковской спиной, возникла седая голова усатой старухи. Она лишь молча смотрела на меня. Ее глаза, и глаза старика были налиты такой ненавистью, что мне захотелось спрятаться в каком-нибудь безопасном месте, где не было этих людей. А еще лучше проснуться там, где мне, по крайней мере, все было понятно.

Меня травят - я убегаю.

-Да, что вообще за дурдом здесь творится?- раздался вдруг громкий голос. Это был мой голос. Видимо, только, что пережитое потрясение подвигло меня, наконец, обрести силу духа и сказать именно то, что я давно хотела сказать. Люси, тем временем уже пришла в себя и повернула ко мне свое блестящее от пота лицо. Подведенный карандашом контур ее глаз, совсем размазался, и теперь это были лишь темные круги под маленькими и злыми глазками. И эти круги делали ее похожей на ведьму, из какого-то страшного и темного леса.

-Если хочешь сдохнуть, иди на улицу. Там звери тебя разорвут на части. Как же мы в тебе ошиблись! Хорошо, что я еще услышала, как она открывает окно - теперь она уже обращалась к старику и старухе, которые все еще стояли в дверях

- Еще думала, что мне показалось! -кричала им Люси. Старик переминался с одной ноги на другую, опираясь на палку

-Надо было выкинуть ее за окно и дело с концом!

Горячая обжигающая внутренности волна кипящего гнева вдруг заполонила все мое существо. Я уже было, открыла рот, чтобы закричать, что есть мочи о том, что я не понимаю вообще кто эти люди? О том, что я не имею ни малейшего понятия, что в этом мире смертельно открывать окна на улицу! О том, что ничего не помню кроме чьих-то глаз….

И только я набрала полные легкие воздуха, чтобы беспощадно обрушить всю эту тираду на незнакомые и ненавидящие меня головы, как раздался резкий телефонный звонок. Прихрамывая, старик подошел к телефонному аппарату, стоявшему в коридоре и снял трубку.

-Алло!- сказал он и больше не проронил ни слова. Видимо говорили на той стороне провода, а он внимательно слушал.

Я, Люси и усатая старуха, стоявшая в дверях и опирающаяся на косяк, интуитивно почувствовали, что звонок важный, и перепалка между нами завершилась тут же, так и не успев начаться.

Сначала я выясню больше информации, а потом все им выскажу. Всегда успею - решила я и стала ждать дальнейших событий. Через несколько минут, старик положил трубку и в сердцах выругался.

- Юрчик! Ну, что там? - нервно спросила Люси, из чего я поняла, что имя старика – Юрчик.

-Идите за своим сыночком. Его везут спасатели

Со слабой надеждой в голосе Люси спросила

- Он узнал?

Юрчик махнул в ее сторону рукой

- Его, слава Богу, опознали и нашли. Вроде жив.

Произнес с досадой в голосе он, и заковылял обратно на кухню. Люси сначала вскинула к потолку свои короткие пухленькие ручонки, а потом прижала их к себе, приминая тем самым свой пышный зеленый бант на груди.

-Ох, ты Господи!- только и молвила она. Седая старуха ретировалась на кухню вслед за Юрчиком. Тогда Люси повернула ко мне голову и довольно примирительным тоном произнесла

- Пойдем! Больше идти не кому

Я догадалась, что речь идет о моем так называемом муже, о котором в моей голове отсутствовали напрочь какие - либо воспоминания. Сердце мое бешено колотилось от вереницы эмоций, стремительно сменяющих друг друга в это странное утро. Удивление, бурное негодование, страх и даже злоба.

Не слишком ли для одного дня?

Но все, что здесь происходило: эти незнакомые старики, Люси в своем «чудном» зеленом платье, их странные разговоры о каком -то Кьёрге, мой муж, которого везут какие то спасатели, летающие звери – оборотни за окном.…, все это безудержно влекло меня, как говорится в самое пекло.

Что есть действительность как таковая? Только то, что в данный момент мы считаем действительностью. Что есть будущее и настоящее? То, что мы сами себе создаем. Привычная картина мира. И у каждого она своя.

Кто скажет мне, что реально? Сейчас? Вчера? Завтра? А, может то, что сейчас происходит со мной и есть моя реальность. А раньше я просто спала? Может, озлобленные старики и мужчина, который зовется здесь моим мужем, и есть мои единственные родные люди?

Положа руку на сердце, перспектива меня эта, не слишком радовала.

А, что если это все-таки так? Что если муж мой, действительно замечательный и великолепный человек, такой, каким его описали утром эти люди. И живем мы с ним здесь душа в душу. А память ко мне вернется, и постепенно я разберусь во всем. И от этих мыслей мне как-то разом стало легко и спокойно, и только желудок немного давал о себе знать нервным урчанием, видимо предвкушая предстоящие события. Я решила перестать, задаваться этим глупым и ни к чему не приводящим меня вопросом - Что происходит? Твердо решила все выяснить, и идти, как говорится дальше.

Решительно поднявшись с дивана, я сказала Люси

-Пойдем!

Она молча поднялась с дивана, и вместе мы вышли из квартиры в подъезд. Подъезд казался знакомым и не знакомым одновременно. Стены его были выкрашены в темно черничный цвет. Кругом была чистота и порядок. Никаких надписей, типа Оля + Олег, ни какой наскальной подъездной живописи, ни каких привычных баночек-пепельниц в углах на каждом этаже. Все стекла в окнах целы и чисто вымыты. Двери квартир были одинаковые и номера на них отсутствовали. Мы с Люси медленно спускались вниз, и я внимательно осматривала этот образцовый и едва узнаваемый подъезд. Как же мне все было знакомо и незнакомо одновременно. Но удивление все-таки уже не было таким сильным. Так как я решила, что все, что сейчас происходит - это мое настоящее. И главное сейчас, хотя бы не много разобраться в происходящем и вспомнить. Пока мы, медленно спускались с Люси по лестнице, я закрыла глаза, и, держась за перила, попыталась вновь разбудить спящую память. Темнота…и вдруг прямо передо мной снова появились знакомые раскосые глаза. А через какое-то мгновение, я отчетливо увидела лицо молодой женщины. Миловидная, скуластая женщина с лисичьим прищуром своих восточных глаз, произнесла:

-Найди меня. Я помогу!

И видение исчезло.

Тем временем мы с Люси подошли к дверям подъезда. Они были закрыты изнутри на мощный засов.

- Ведь на улице летают свирепые «голуби» - вдруг подумала я, и выйти скорей всего нам отсюда не удастся. Это опасно!

Люси, посмотрела на меня испуганными глазами и дрожащим от страха голосом, произнесла:

-Всегда умираю от страха перед выходом на улицу. Звери не дремлют. Замешкаешься, сразу вцепятся и унесут.

Я передернула плечами и спросила

-Куда?

Люси, переходя на зловещий шепот, ответила

-В ад!

Тут за дверями, раздался визг тормозов, и мы с Люси переглянулись. На двери было маленькое окошечко с закрытой створкой и Люси не смело, открыла его.

У подъезда остановилась большая крытая машина, своим грозным видом и своей защитной окраской напоминавшая броневик. Вместо окон у машины, как два гигантских глаза, зияли массивные люки с толстыми тонированными стеклами. На крыше броневика было водружено какое-то орудие, напоминающее зенитную установку. Раздвижные, тяжелые двери открылись, и из бронемашины выпрыгнул человек в костюме не то космонавта, не то водолаза. Голову человека скрывал тяжелый скафандр, стекло в котором тоже было тонировано и по сему лица человека не было видно. В руках он держал какое-то приспособление, напоминающее фонарь. Им он и направил зеленый луч света на уровень открытого окошка, и мы с Люси поняли, что человек подает нам знак. Обе, не сговариваясь, мы навалились на мощный засов и открыли дверь.

Как же было восхитительно на улице! Чуть было не сказала о том, как прекрасно пели птицы, и кругом кипела жизнь…, но жизнь в этом Эдеме, отсутствовала напрочь, и птицы соответственно не пели. Человек-космонавт, приглушаемый своим скафандром, голосом киношного робота произнес:

-Пока все чисто, забирайте его.

Я почувствовала, что мой пульс участился от предстоящей встречи с мужем. Интересно, какой он? Какие у него глаза? Волосы? Тело? О страшных тварях, населяющих этот мир, я в тот момент даже и не думала. Мы подошли ближе к броневику, и из него выпрыгнул еще один человек в водолазном одеянии. Из глубины машины донеслись какие-то не членораздельные звуки.

Я прислушалась, и тут прямо к моим ногам из недр броневика выкатилось и выпало на асфальт мужское тело. Мужчина был мертвецки пьян. Мои пальцы похолодели, а тело забила мелкая дрожь.

Где-то я все это уже видела… мне знаком этот человек….

Это был мой муж. Люси, повинуясь материнскому инстинкту, как заправский мужик, лихо подлезла под правую руку пьяного в стельку сына. Я попыталась сделать тоже самое, с другого бока. Стоявшие рядом космонавты-спасатели, помогли нам поднять пьяного человека, практически, взвалили его нам на спину. И мы, словно отважные медсестры на поле боя, потащили почти бездыханное тело в подъезд. Свободной рукой Люси ловко вернула дверной засов на место и, обливаясь потом, мы начали наш крутой подъем. Тело пьяного мужа иногда делало редкие шаги, чем существенно облегчало нашу задачу. Но потом внезапно обмякало совсем, и тогда мы полностью опровергали такое понятие как - невозможно и тяжело дыша, поднимали свою ношу наверх. Тело пьяного мужа, оказалось довольно тяжелым грузом. Мои новые стройные ноги тряслись от такого напряжения. У Люси тоже дрожали ее полненькие короткие ножки. Но женщины, особенно, что, касается мужчин а, тем более, их ненаглядных сыночков, способны на чудеса. И чудо это мы все-таки совершили. Мы затащили пьяного человека в квартиру, и даже довели его грузное тело до дивана, на который он упал со всего маху и тут же громко захрапел. Ни слова не говоря, Люси тот час, вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Я, вымотавшись, и полностью выбившись из сил, опустилась в старое кресло, и стала внимательно рассматривать того, кого я только что, сама притащила сюда на своей спине.

Широко раскинув в сторону руки, передо мной на диване во всей так сказать своей красе, лежал грузный мужчина с кудрявой рыжеватой головой. Нос, формы крупной картофелины. Толстые, как микрофоны пальцы на руках. Над губой топорщатся рыжие жесткие усы. На мужчине был надет красный лыжный костюм с синими вставками, и старые зимние коричневые полусапоги, со стоптанными донельзя подошвами. Замки в сапогах были сломаны.

Я слукавлю, если скажу, что лежащий передо мной мужчина был мне неприятен. Он был мне омерзителен. Для начала он был пьян в стельку, что уже его не красило. А даже усугубляло его и так довольно не шикарный внешний вид. В уголках его губ, покрытых каким-то белым налетом, были видны маленькие пузырьки слюны. А звуки, которые он издавал поочередно то своей гортанью, то носоглоткой, казались просто не человеческими и реально вообще не воспроизводимым ни одним живым существом на этой планете. Мне было так противно и жалко себя одновременно, что легкий приступ тошноты подкатил к моему горлу, и мне жутко захотелось плакать. Я откинулась на спинку кресла, закрыла глаза, и горячие слезы потекли по пылающим щекам. Уснула в одном аду, а проснулась в другом?

Беззвучно заплакав, я прикусила губу. Ощущение безысходности, тупика тошнотворным комком подкатило к горлу. Я стала глубоко дышать, пытаясь прогнать приступ тошноты. От глубокого дыхания и от всего пережитого сегодня, у меня закружилась голова и совсем скоро я забылась тревожным сном.

И во сне ко мне пришла она. Тепло и ласково смотрела на меня она и улыбалась. На голове ее был повязан бордовый платок, цвета с желтым узором, а в ушах висели цыганские серьги. Женщина-лисица сидела за круглым столом, покрытым зеленым сукном и перед ней были разложены, красочные гадальные карты. Они были гораздо крупнее обычных гадальных карт.

Мне показалось, что картинки на тех картах были живые. По левую руку от молодой женщины горела красная свеча в черном подсвечнике.

Я подошла к столу и села напротив женщины в платке, на высокий деревянный стул, напоминающий трон древних славянских народов.

-Кто ты? - спросила я гадалку. Она укоризненно покачала головой, и от этого движения ее медные серьги, весело зазвенели

-Ты же знаешь. Я Джулия.

Я ответила:

-Мне кажется, что я давно тебя знаю. Хотя ничего и не могу вспомнить

Гадалка грустно улыбнулась

-Ты не можешь вспомнить, так как ты околдована.

Я вновь удивленно вскинула брови

- Околдована?

- Да! Теми людьми, которых ты видела уже сегодня - молодая гадалка замолчала и медленно стала переворачивать карты вверх рубашками, скрывая их красивые оживленные картинки. Рубашки карт были абсолютно черными с золотой окантовкой по краю. И благодаря этому карты выглядели таинственно и загадочно. Вот все карты перевернуты.

Я молчала и, не отрываясь, смотрела на разложенные веером карты.

- Назови свое имя? - неожиданно попросила меня Джулия.

Я открыла, было, рот, чтобы произнести свое имя…., но не смогла.

Я не знала своего имени.

- Не помню - глупо улыбнувшись, ответила я. Джулия утвердительно кивнула головой, словно зная, что я отвечу.

-Эти люди, в квартире…, они не твоя семья. Они чужие.

Кивком головы я согласилась и произнесла:

-Да, я почувствовала, нечто подобное. Особенно когда увидела своего суженого. А ты знаешь мое имя?

Джулия улыбнулась

-Конечно!

И словно предвидя мой вопрос, тут же ответила:

-Но я не могу тебе его назвать. Тогда не спадут чары. Ты должна сама его вспомнить. Как только ты вспомнишь имя, ты вспомнишь и все остальное. И кстати…, Джулия лукаво улыбнулась - Тот, кто сейчас храпит на диване, вовсе не твой суженый!

Я замолчала и вспомнила, что за это странное утро меня никто так ни разу не назвал по имени. Джулия видимо снова прочтя мои мысли, проговорила:

-Они тоже его не знают. В твоем имени сила, и чужие люди тоже это понимают. Я прошу тебя, моя девочка! Сегодня вечером сделай вид, что выпьешь тот настой, который каждый вечер приносит тебе Люси. Не пей его сегодня!

Я ничего, не спрашивая, кивнула в ответ и Джулия положила свою ладонь на мою руку.

-Тебе предстоит страшная и трудная ночь – молвила она. Но это обязательное условие для любого рождения. Утром тебе придется сделать выбор, и помни, что любой твой выбор будет правильным. Если вспомнишь имя, не произноси его в слух.

Я внимательно слушала каждое слово. Джулия тепло улыбнулась и ласково произнесла:

- И помни, что мы не бросили тебя. Мы рядом. Только благодаря тебе мы здесь. Хотя это не наш мир.

Мы ждем тебя!» от теплоты ее ладони я не много успокоилась и тихо спросила

- Вы те самые свои, к которым меня пытается прогнать Юрчик?

Джулия утвердительно кивнула головой, и видение исчезло.

Я открыла глаза. Слезы на щеках высохли, стянув кожу. Сон прошел.

А сон ли это был? Да, какая теперь к лешему разница! Самое главное, что из темного тупика появилась хоть какая-то слабенькая, не четко видимая, но уже дорожка к выходу. Я посмотрела на диван. Пьяный мужчина перестал храпеть, и уже лежал на боку, по-детски положив под щеки руки, сладко посапывая. Поднявшись с кресла, я заметила, что шторы на окне снова плотно задернуты. В комнате стало совсем темно.

-Уже вечер. Близится ночь - тревожно подумала я и решила, пока было время, осмотреть квартиру. Может, что-то укажет мне на мое имя?

Я вышла из комнаты и прислушалась. Тишина. Ни шороха, ни звука. Минуя коридор, я вошла в большую комнату чужой знакомой квартиры. У противоположной стены стояло пианино, выкрашенное серой половой краской. Старый инструмент выглядел нелепым и жалким. На его крышке разместилась целая коллекция (если так можно было назвать то, что я увидела), самых разнообразных кукол. Куклы были разные и странные. Одни, были собраны из частей других, реанимированы, так сказать своим кукловодом. И пересаженные кукольные части тела, чаще всего не подходили по цвету, по размеру и даже по материалу.

Так, например, рука одной куклы была из белого пластика, а другая желтая и резиновая. Всего кукол было десять. Они были рассажены четко в ряд на сером старом пианино, демонстрируя жалкую вереницу кукольных калек. У меня весь этот разношерстный кукольный ряд, вызвал именно такие ассоциации. Рядом с пианино стоял маленький сервант из светлого дерева. Внутри серванта находилась посуда. От глубоких суповых тарелок, до красивых миниатюрных кофейных блюдец из китайского фарфора. Также в комнате стоял сложенный диван-книжка, полностью застеленный широкой шелковой шторой. Такого типа занавеси в былые времена украшали бюджетные предприятия советской эпохи. Одна боковая спинка дивана отсутствовала, а на другую был, накинут клетчатый и залежалый от времени, мохеровый шарф. На диване лежала приплюснутая подушка, с вышитыми на ней крестиком цветами. Стены комнаты были покрыты накатом приятного салатового цвета. В дальнем углу комнаты стоял выключенный ТВ, и я подошла к нему. На его верхней панели стояли три маленькие фигурки. Ангелочек с облетевшей позолотой, маленькая фарфоровая собачка с отколотым ушком и сделанный из цветного зеленого стекла маленький не то козлик, не то олененок на длинных тоненьких ножках. Вид этой компании тоже не внушал оптимизма. Мне почему-то вспомнилась фраза - Забрел козел не в свой огород.

Экран ТВ был покрыт толстым слоем пыли, из чего следовало, что его уже никто давно не смотрел. Об этом говорило и отсутствие кабеля.

Из зала было еще два выхода в другие комнаты, и оба этих проема были занавешены плотными театральными шторами, сшитыми из малинового бархата. Я подошла к одной из них и, отодвинула полу малиновой завесы. Это была комната Люси и Юрчика. Они оба сейчас лежали на широкой кровати. Вся комната была захламлена тряпичными тюками и полиэтиленовыми мешками, до верху наполненных какой-то одежей и тряпками. Рядом с кроватью на стеклянном столике, стояло несколько старых эмалированных кастрюль, с облупившейся эмалью на них. Кастрюли были разные по форме и цвету, и в них росли комнатные цветы. Не являясь знатоком флористики, я определила средь кастрюльных цветов фикус и бесформенно разросшийся алоэ.

Юрчик был укрыт покрывалом. Люси же, прямо в своем шикарном зеленом платье, возлежала поверх покрывала, сложив свои короткие ручки на груди. Глаза ее были закрыты, но я знала, что она не спит.

Я бесшумно вернула штору на место и подошла к другой комнате. Отодвинув другую театральную занавесь, я заглянула внутрь. В комнате на стене висел тряпичный ковер, с вытканными на нем, оленями. Половину всей комнаты занимала огромная кровать с высокими дубовыми спинками. На кровати этой сидела молодая женщина с маленьким ребенком на руках. Ребенок спал, а женщина очень напоминала Люси. Только волосы ее были русые, и сама она была моложе лет на двадцать.

-Это дочь ее – сделала я вывод. Мы посмотрели друг на друга. Женщина не шевелилась, не издала ни звука. За ее спиной спал тучный мужчина с темными волосами. Лицом он был отвернут к стене.

В комнате у окна стояла еще одна. Она была узкая односпальная кровать и на ней спала усатая старуха, укрывшись зеленым верблюжьим одеялом. На другой стене висели большие часы. Корпус их был сделан из темного дерева, а стрелки циферблата из позолоченного металла. Часы стояли. Я задернула штору, почувствовав не приятную сухость во рту и слабый холодок, побежавший по спине. Ощущения были знакомы. Так всегда приближался страх.

Я вновь огляделась вокруг. Все то, что я видела сейчас, эта старая мебель, эти странные игрушки…, все это было для меня чужим. Точнее сказать даже чуждым. Каждая клеточка моего организма сейчас говорила мне об этом. Эти стены, эти люди, даже запах в этой квартире, пощипывал мой нос, протестуя от чуждой действительности. Все здесь было не моим.

И я здесь чужая!

Окно в зале занавешивал часто расшитый люрексом желтый тюль, и через этот прозрачный материал, было видно, что за окном наступила ночь.

-Сейчас, как можно бесшумнее,- решила я, - проберусь в комнату, где спал муж и там спокойно, в кресле дождусь утра.

И ничего не произойдет,… а утром все разрешится….

И только я об этом подумала, как завеса на двери спальни Люси зашевелилась и через мгновенье показалась и она сама.

- Заспала не много. Иди, ложись я, сейчас принесу твой вечерний чай –тихо, но с напором сказала она.

Я напряглась от этих слов, но виду не подала. Про этот «чай» мне и говорила Джулия. Покорно опустила голову, чтобы Люси ничего не заподозрила, я вернулась в комнату, где сегодня утром проснулась, и где на кровати лежал абсолютно чужой мужчина. Люси пошла на кухню. Я беглым взглядом осмотрела комнату, ища глазами, какую ни будь емкость, куда я бы могла вылить свой «вечерний» чай. В углу, на полу стоял цветочный горшок, из которого поднимался молодой росток какого-то растения. В дверях возникла Люси с пол-литровой железной кружкой в руках и молча протянула ее мне. От страха у меня дрожали все внутренности, но я изо всех сил старалась не вызвать у нее ни каких подозрений.

-Сейчас она уйдет, и я вылью все в горшок - решила я, но к моему ужасу, Люси никуда уходить не собиралась. Она выжидающе смотрела на меня, и мне пришлось сделать глоток теплого травяного напитка, по вкусу напоминающего отвар ромашки. Если сейчас ее что-нибудь не отвлечет, подумала я, то мне придется выплеснуть ей остатки в лицо. И тут раздался сильный удар о входную дверь. Люси бросилась к двери и припала к дверному глазку, а я молниеносно вылила остатки отвара в горшок с ростком и поднесла к губам уже пустую кружку. Люси тут же вернулась в комнату, забрала из моих рук кружку и с подозрением посмотрела на меня. Я тоже подняла на нее глаза. Минуту длилась эта немая сцена….. но, увидев пустое дно кружки, Люси довольно кивнула головой, поднесла палец к губам и прошептала;

- Тсс! Ложись. Там никого нет. А, я ни о чем и не спрашивала. Так как у меня вдруг закружилась голова, ноги подкосились, и я не вольно опустилась на диван. Люси внимательно посмотрела на меня, удостоверяясь в эффекте принесенного зелья. А мне стало так плохо, что я тут же легла рядом со спящим человеком и поняла, что тело перестало меня слушаться.

Но голова соображала. Хотя и с трудом.

-Я сделала всего один глоток!- подумала я. Сильно тошнило, и кружилась голова

- Слава Богу, хоть этот сосед по дивану не проявляет признаков жизни! И как только в моей голове прозвучала эта фраза, сосед перестал сопеть и тут же проявил признаки, положив свою тяжелую волосатую руку на мою грудь. Я напряглась, чтобы дать отпор, но не смогла даже пикнуть. А пьяный мужчина тут же больно сжал рукой, мою грудь. Я лежала отключенным от жизни бревном и не могла пошевелить ни одной частью своего тела. Один лишь глоток «вечернего чая» заботливо приготовленного Люси, полностью обесточил меня. Хотя и не тронул рассудок. Я все осознавала, все слышала и понимала. Но ничего не могла сделать, сказать и только смотрела в потолок застывшим и остекленевшим взглядом. Волосатые грубые руки уже во всю шарили по обездвиженному телу. Мне было противны и омерзительны эти мужские знаки внимания, а точнее выразиться терзания и трепания моего тела. Мужчина навалился на меня, обдавая стойким тошнотворным запахом перегара и во всю свою мужицкую силу, мял мое тело под собой словно тесто пекарь.

- Назови свое имя!- шипел он мне в лицо перегаром.

- Назови это чертово имя? - надо мной склонилась голова Люси. Ее лицо изменилось. Такое ощущение, что его на что-то натянули, растянув до неузнаваемости скулы и глаза.

Глаза напоминали две щели допотопных дверных замков, что поголовно встречались в классах начальных школ. А страшное шарообразное лицо приводило в панический ужас.

Люси тут же стала вторить своему сыночку.

-Назови свое имя и твой кошмар кончится! Мы вернемся в свой мир и прекратим мучить тебя - она с силой дернула меня за обмякшую руку. Тем временем рыжеволосый, уже сорвал с меня всю одежду и продолжал щипать и мять мое теперь уже обнаженное тело, прибавив к этому еще и легкие укусы.

-Он меня съесть, собрался!

Рыжий, выпятил губы так, что верхняя губа касалась носа и, начал рычать по-звериному. От переносимых мук и страданий, рассудок мой стал затуманиваться, и все виденное двоилось в глазах. Голоса моих мучителей усилились эхом. Рядом с лицом Люси появилось лицо ее дочери.

-Твой отвар скоро сделает из нее идиотку!- срываясь на плач, закричала она. А мы так ничего не узнаем. Зачем надо было ее красть? Может какая-то сила в ее имени есть, но ведь совершенно очевидно, что она сходит с ума!

Рыжеволосый, тем временем намяв мое тело вдоволь, оставил меня в покое и тоже принял участие в ночной дискуссии.

-Нам она больше не нужна. Какая польза от силы, которую мы никогда не узнаем? Надо выкинуть его отсюда завтра же.

Люси гневно сверкнула в его сторону щелками своих глаз

- А нам здесь всем сдохнуть, что ли? – завизжала она.

Нет вообще никакой избранной! Может сразу открыть окна, и пусть звери нас разорвут на куски? Этот дом пуст. Этот город мертв!»

Рыжеволосый повысил голос на свою страшную мать:

-И ты думаешь, что это умалишенная нас спасет? Как?

Потом он посмотрел на меня и добавил - Я выкину ее отсюда утром. У спасателей я слышал, что в мертвом городе новые люди. Проводники. Вот где спасение!

Люси вдруг неожиданно сдалась и уже совсем тихо проговорила:

- Может, ты и прав. Я уже и сама не верю в эту силу. Утром, после отвара, она достаточно покорна. Мы проводим ее на улицу и пусть звери ее там растерзают.

Она внимательно посмотрела в мои полные ужаса глаза и спокойно, будто желала мне спокойной ночи, повторила:

-Пусть растерзают!

Думалось мне, что до этой минуты я познала, что такое страх…

Как же заблуждалась!

Всепоглощающий страх, словно гигантский спрут, сковал мое обнаженное тело. Королева бесновалась внутри не в силах ничего изменить. Обида, ужас и стыд бурлили во мне сумасшедшей взбесившейся рекой.

-Скорей бы утро!- молила я

-Надо вспомнить имя! - плакала моя страдающая душа.

Все вышли из комнаты. Я услышала, как дверь закрылась, и рядом остался только рыжеволосый.

Приподнявшись на локте, он снова принялся обследовать грубой и шершавой рукой мое озябшее тело.

-Стоп! Прекрати. Я не знаю тебя!- кричала я беззвучными рыданиями. Рыжий словно услышал мой крик, приблизил красноватое лицо к моему и задумчиво проговорил:

-Может напоследок еще разок?…

Я с ужасом поняла, что он имел в виду, и единственным моим желанием в ту минуту стало - раствориться и превратиться в не видимую пыль. Но чужак, вдруг потеряв к моей персоне интерес, рухнул рядом со мной на подушки и разочаровано проговорил

-Не хочу больше с трупом. Я ласкаю ее, а она бревном лежит!

-Боже мой! Так это были не щипки и укусы, а предварительные ласки? В ужасе подумала я, а он тем самым продолжал, лежа рядом

-Хочу живую бабу!

-Господи! Что я здесь делаю? Это не мой мир! Я не баба! Ну, когда же утро? - рвалась моя душа на части. Слава Богу, но до самого утра ко мне больше никто не притронулся. Прошла целая вечность, пока я вновь почувствовала связь со своим телом. По началу я ощутила озноб, и через какое-то время мне стало очень холодно и даже больно от этого. Еще через какое-то мгновение я смогла сомкнуть воспаленные глаза и тут же следом накатила тупая ноющая боль, которая безжалостной холодной волной, окутала всю с головы до пят. Продрогшая кожа ныла в тех местах, где меня ночью «ласкали» укусами. Я собрала все свои силы и с невероятным титаническим усилием воли, заставила себя сесть. Голова шумела и кружилась. Сильно тошнило.

-А ведь я сделала только один глоток! А если бы я выпила остальное?

- в ужасе подумала я.

И осознала, что на протяжении долгого времени, каждый вечер я пила эту дрянь, и со мной тогда, действительно как с трупом, можно было делать все что угодно. И даже «заласкать» до смерти щипками и укусами. Я тихо заплакала и посмотрела сквозь слезы на цветочный горшок. Туда, куда я вчера вылила остатки зелья. Ростка в горшке уже не было, а на месте где он рос, пенилась ядовито желтая масса.

-Прости цветок! прошептала я и перевела взгляд на окно. И там я увидела, самое прекрасное, что только могла увидеть в ту минуту. На стыке штор, пробивался в комнату яркий солнечный луч света, сообщая о том, что страшная ночь позади, и долгожданное утро наступило.

Широко распахнулась дверь комнаты и на пороге появилась Люси. Лицо ее приняло обычный облик. На ней был одет, безразмерно широкий халат шоколадного цвета. Волосы были заплетены в две жидкие косички.

-Вставай и одевай ее - громко сказала она сыну.

Я затекшими руками растирала свое озябшее тело. За моей спиной зашевелился ночной тиран, и вскоре он сел рядом, тупо уставившись на свою мать.

-Одевай ее!- властно произнесла она еще раз. И от этих слов я вздрогнула и заплаканными глазами посмотрела на Люси. Она же смотрела мимо меня, словно я была лишь предметом мебели или интерьера. Одевай ее – звучало в моей гудящей голове. Оде-вай – эхом заполнился мой мозг. Что-то важное было совсем рядом. Но что? Я зажмурилась. Рыжеволосый, тем самым поднялся с дивана и безмолвно поднял за плечи и меня.

О-де-вай – твердило подсознание.

Я чувствовала, как мою руку просунули в теплый рукав. Потом другую. Глаза мои закрыты. Мозг усиленно трудился, ища объяснение нахлынувшему волнению, судорожно хватаясь за произнесенное Люси слово. Словно за ниточку, ведущую из смертельного тупика. Интуитивно я чувствовала, что это знак. Чужие, грубые руки уже застегивали пуговицы на моей груди, и тут яркая вспышка озарила все вокруг, да так сильно, что у меня захватило дух.

о – ДЕВА-й!

Я открыла глаза. Да теперь я вспомнила. Мое имя - ДЕВА!

 

 

 

ПАМЯТЬ ВОЗВРАЩАЕТСЯ

 

Итак, я вспомнила свое имя и открыла глаза. Вдруг появилось ощущение, что сейчас из моих глаз смотрят еще одни глаза. Новые глаза. Глаза женщины, которая наконец-то обрела себя. Аллилуйя!

Я взглянула новыми глазами на Люси, все еще стоявшую в дверях. Потом медленно перевела взгляд на рыжеволосого, который уже застегивал на мне джинсы. Сейчас они выбросят меня на улицу, словно пакет с мусором. На ту улицу, где в небе летают эти ужасные птицы –… Я прислушалась к себе. Мне не было страшно.

-Может, мой страх был весь исчерпан сегодняшней ночью?- подумала я, на удивление, оставаясь спокойной. Головокружение прошло, тошнота тоже. Продолжая покорно поднимать ноги для того, чтобы на меня одели обувь, оставалась по-прежнему безмолвной я осознала, что свой выбор уже сделала. Проснувшиеся колесики моей памяти, заскрипели и пришли в движение. От этого меня сейчас бросало то в жар, то в холод. Тем временем, рыжеволосый, взял меня за руку и подвел к входной двери. Все обитатели квартиры уже собрались в коридоре, для церемонии трогательного прощания.

Люси в мрачном халате. Юрчик, все в той же голубой застиранной майке и спортивных штанах, стоял рядом с ней и опирался на свою верную палку. Усатая старуха, в домашнем ситцевом платье, стояла рядом с дочкой Люси. Та была уже без младенца и держала под руку того самого крупного мужчину, лица которого я не смогла разглядеть вчера вечером. Я не много потеряла. У мужчины были черные грязные волосы, расчесанные на прямой пробор, как у старинного приказчика. Его тяжелый подбородок был раздвоен глубокой складкой и плавно перетекал в массивную шею.

Это ее муж. Я уже знала это. Оглядывая всех провожающих меня на верную погибель, я умиротворенно улыбнулась им всем.

-Прощайте!- спокойно сказала я. Люси картинно, как плохая актриса провинциального театра, приложила руки к своей груди и тяжело вздохнула, пытаясь показать, как ей не приятны эти проводы.

- Так и не узнали имя. Сколько времени пропало зря!- в сердцах выпалила она. Тогда я не удержалась, и спокойно сказала ей:

- Ничего не проходит зря! А мое имя ты сама мне назвала.

Люси открыла, было, рот, но промолчала. За нее ответила русоволосая дочь

- Она сумасшедшая!

Я только улыбнулась ее словам. Вместе, с рыжеволосым, мы вышли в подъезд и спустились к входной двери. Он молча, отодвинул дверной засов, и я, даже не посмотрев в его сторону и не сказав ему ни слова, вышла на улицу. Дверь за мной мгновенно захлопнулась, но я услышала, что тут же открылось то маленькое оконце. Я поняла, что рыжеволосый сейчас смотрит в него, надеясь, увидеть мою живописную смерть в когтях страшных птиц. Я не обернулась, но рука моя поднялась вверх и средний палец на моем сжатом кулаке, выпрямился, делая тем самым хоть и через, чур, вульгарную, но все же прощальную, в сложившейся ситуации композицию.

Створка за моей спиной резко захлопнулась.

Я опустила руки и расправила плечи. Закрыв глаза, я подняла голову к небу, подставляя лицо под нежные и теплые лучи летнего солнца.